У Норта хватило сил лишь молча смотреть на нее. Неужели он столько значит для Кэролайн? И она действительно верит тому, что говорит?
— Странная загадка, не так ли? — выговорил он наконец.
— Загадка? — фыркнула Кэролайн. — Я бы назвала се чепухой и глупостью. Мы женаты меньше месяца, и, прости, твои вздорные старики из кожи вон лезут, чтобы вбить между нами клин. Уверена, что именно они подвесили это чудовище перед моим окном в брачную ночь. Представляешь, Триджигла и Кума, лежащими на крыше и спускающими проволоку, на которой подвешено чучело! Жаль, что негодяи не подхватили простуду. Кажется, я узнаю стиль Триджигла вот в этой писанине. Она снова взмахнула запиской перед его носом.
— Болваны несчастные!
Кэролайн негодующе сверкнула глазами, и Норт почувствовал, как уголки его рта невольно растягиваются в улыбке.
Но жена тут же угрожающе нахмурилась и, казалось, готова была разорвать на клочки проклятое письмо.
— Но в этом случае они здорово промахнулись и ни приняли в расчет пыл своего хозяина! Как могли предположить эти глупые старики, что я хотя бы на минуту выпущу тебя из виду? То есть я, конечно, выпустила тебя из виду сегодня, но совсем ненадолго, и ты тут же меня отыскал. Теперь я в жизни никуда не уеду без тебя, клянусь! Ну а теперь поцелуй меня. — Он с охотой подчинился, думая, что во всем Корнуолле нет женщины, подобной Кэролайн, и теперь она принадлежит ему, и со всем двуличием прошлого, предательским наследством Найтингейлов и с грузом измен покончено раз и навсегда. Да, но сегодня Кэролайн исчезла неизвестно куда.
Норт посмотрел на жену, и в этом взгляде отразились все сомнения, давно похороненные обвинения отца в адрес женщин: глаза его потемнели и стали непроницаемыми, черты лица словно заострились.
— О, Норт, таким ты бываешь, когда рассердишься? Знаешь, мне это совсем не нравится. Ты сразу становишься угрюмым и зловещим. Не будь ты моим мужем, я бы нашла это безмерно романтичным, но на самом деле предпочитаю твои шутки и смех, от них у меня ноги слабеют, а по телу бегут мурашки. Конечно, молчаливый неулыбчивый мужчина может заставить любую деву дрожать от восторга, только все эти девы глупышки. Я просто рада, что так хорошо узнала тебя, и уверена, что ты в жизни пальцем меня не тронешь, иначе испугалась бы до смерти. Ты, должно быть, наводил безумный страх на французов. Как они, наверное, воспряли духом, когда ты продал патент и вернулся в Англию!
— Что ты здесь делала?
Кэролайн лукаво улыбнулась, сцепила руки у него на шее, притянула к себе его голову, снова прильнула губами к губам, и Норт, сдавшись, начал ласкать ее, прижимая к себе так крепко, что оба вскоре задохнулись.
— Я здесь, потому что нашла заметки о короле Марке, сделанные твоим дедом. Он все время ноет и ноет насчет королевы Изольды, как она предала бедного мужа с его же племянником Тристаном, а может, и не племянником вовсе, а сыном, и что Изольда была распутницей, шлюхой и самой мерзкой тварью на земле, и монастырь был слишком хорошим местом для ей подобных; в общем, все это ужасно скучно, и твой дед все время повторяет сказанное своим отцом, но потом он немного отвлекся и рассказал, как Фаун когда-то был совершенно иным местом, а потом изменился в результате природной катастрофы — смещения пластов земной коры еще задолго до того, как викинги правили почти всей Англией. И после того как земля дрогнула и раскололась, стало очевидным, что король Марк вовсе не похоронен в южном Корнуолле. Так по крайней мере утверждал местный монах. Твой дед считал, что именно в этой дубовой роще Марк встретился с Тристаном, чтобы изгнать его и Изольду из королевства, и здесь умер, сраженный отравленной стрелой одного из союзников племянника. Тут его и похоронили, у подножия одного из этих холмов. Может, в этом есть доля правды — кто знает. Нет, не смейся, Норт. Я пытаюсь воспринимать твоих предков как можно серьезнее.
— Я пока не смеюсь. Но должен сказать тебе, Кэролайн, что в жизни не слыхал ни о каких землетрясениях к югу отсюда. Дед ведь не упомянул, как звали этого монаха? И к какому ордену он принадлежал? Есть ли в библиотеке подробный текст его сочинения?
Кэролайн расстроенно сгорбилась.
— Нет, конечно, нет. Правда, я не просматривала внимательно все эти многочисленные тома. И больше всего меня мучает проклятый золотой браслет. Откуда он взялся? И почему твой прадед не рассказал, где его хранил? И что с ним случилось потом? Отчего отец не сказал ни слова о его внезапном исчезновении? Так или иначе, я приехала сюда только посмотреть, что смогу обнаружить.
— И ничего не нашла?
— Совершенно ничего, даже крошечного обломка меча. Оказалось, кроме того, что все твои предки жили долго, и каждый писал не только о короле Марке, но и вероломстве всех женщин. Знаешь, Норт, твой прадед додумался даже до того, что их следует держать в заточении, как в гаремах мусульман, и выпускать их только в спальню господина, пока не будет зачат наследник. Ты знал о его ненависти к женщинам?
— К сожалению, знаю, и слишком хорошо. Он был попросту одержимым, и не только он, но и его отец и сын тоже. Иными словами, он был истинным Найтингейлом, как, впрочем, и я.
— Смуглым красавцем, исключительным во всех отношениях?
Норт, ухмыльнувшись, поцеловал жену в кончик носа, обгоревшего настолько, что кожа уже начала облезать:
— Значит, исключительным?
— О да, и кажется, я в еще большей опасности потерять из-за тебя голову, чем раньше. Думаю, тебе придется снова сдаться мне на милость.
Глаза Норта загорелись вожделением. Он представил себя лежащим на спине, с расставленными ногами и руками, поднятыми над головой и привязанными к кроватным столбикам. Интересно, сколько он сможет выдержать, прежде чем начнет молить о пощаде и попытается освободиться?